В свою родную Катманду

Программист исследовательской группы «Дата Ист», историк, путешественник, автор сюрреалистичной книги «Сады Ябоневни», вышедшей год назад в Москве, Василий Лабецкий — о том, какая религия ближе всего к науке, и почему непальцы никогда ни о чём не жалеют.

 Дела научные

— Откуда у вас такое увлечение Востоком?
— Оно пошло от родителей. Отец работал в Институте археологии и этнографии СО РАН, интересовался Востоком — древним и современным, постоянно ездил в экспедиции, дома было много книг по этой теме. Когда я ещё не умел читать, отец давал мне полистать книги по тибетскому, монгольскому искусству, и я разглядывал в них картинки. Видимо, интерес к искусству — это у нас семейное.

— Когда вы поняли, что хотите пойти по стопам отца?

— Мне всегда нравилась история, поэтому я и решил поступить в НГУ. К сожалению, профессия историка сейчас не слишком «крутая», но о полученном образовании я нисколько не жалею. А поскольку вместо школы я заканчивал Высший колледж информатики, то второе высшее получил на факультете информационных технологий. Работаю в области IT, а хобби по-прежнему гуманитарные.

— Вы ещё и диссертацию писали…

— Да, я поступил в аспирантуру, почти дописал диссертацию, но на защиту мотивации уже не хватило. Провести исследование, написать — это одно дело, а все эти бюрократические формальности — другое. Если бы я был уверен, что за диссертацию потом дадут высокооплачиваемую работу — но тратить время и силы на одном энтузиазме не хотелось. А так — текст есть, может, к старости и защищусь. На его основе делал одно время блог, публиковал серию научно-популярных статей. Была идея попроситься в НГУ вести какой-нибудь спецкурс, чтобы оставаться в теме.

— О чём была диссертация?

— О русских путешественниках в Восточной Азии со второй половины XIX века до русско-японской войны. Николай Пржевальский, Пётр Козлов, которые преследовали скорее политические, чем научные цели, и другие, более академичные путешественники — всего человек десять.

 

 

Средневековье в Гималаях

— Когда вы сами отправились в первое путешествие?

— Началось всё лет в пять, когда мы с отцом стали ездить на Алтай, а поглубже в Азию я впервые поехал только в 2010 году. И сразу надолго. Знакомые пригласили на Пхукет, и там, в Таиланде, я прожил полгода, работая удалённо. Потом поехал в Индию, Непал, вернулся в Таиланд, но в северные районы — а это совсем не то же самое, что туристический юг. Так Юго-Восточная Азия и стала для меня очень близкой.

— Чем же она вас так привлекла?

— Меня всегда интересовал буддизм, очень нравилась его концепция: с одной стороны, это религия, а с другой — по своей методологии он очень близок к науке. Нет никакой однозначности, много группировок, которые связывает только общая идея. Ещё то ли Ницше, то ли Шопенгауэр говорил, что самая близкая к науке религия — это именно буддизм. А сейчас эту религию пытаются на научной основе изучать нейрофизиологи. Поэтому любая азиатская культура, которая исповедует буддизм, интересна уже сама по себе.

— В какую из посещённых стран хотели бы вернуться?

— В Непал, его столицу Катманду. Вот в апреле как раз собираемся с ребятами туда поехать. Как-то раз я прожил там полгода, снимая квартиру. Интересно было наблюдать за жизнью, но никому это повторять не советую. Атмосфера Непала — на любителя. Шумный, грязный город, как будто застрявший в Средневековье. А у людей творится в головах такое, что порой думается — уж не инопланетяне ли они?

— Что там для европейца самое тяжёлое?

— Если кто-то считает, что в Новосибирске некомфортно — очень шумно, плохие дороги, — то может съездить в Непал. Там не просто хаос, там какая-то анархия. Кажется, будто люди сами собрались в одно место, понаставили каких-то лавочек, живут на улицах, жгут костры из мусора. Нет нормальных ПДД — все едут как хотят, сигналят без конца. Электричеством город питают ГЭС на горных реках, а эти реки зимой пересыхают. Поэтому электричество почти не вырабатывается, и в это время года свет дают только на двенадцать часов в сутки. Нормальных супермаркетов нет — всё продаётся прямо на улицах. Алтарей и храмов там больше, чем у нас тех же супермаркетов. Наверное, ближе к старости, когда многие ценности этого мира перестают быть важны, там было бы хорошо.

— Как там со связью?

— Интернет и мобильная связь хоть плохо, но работают. Интернет при этом дороже нашего. Мне он был нужен для удалённой работы, но, если ехать туда для отдыха — лучше об интернете забыть.

— Жизнь в целом дорогая?

— По крайней мере до последнего кризиса, когда я там был, всё было дешевле, чем у нас и чем в Таиланде.

— Непальцы ещё не жалеют, что девять лет назад променяли монархию на республику?

— Есть ощущение, что они вообще ни о чём в жизни не жалеют. Хозяин четырёхэтажного дома, где я снимал этаж как квартиру, — полицейский, когда-то служил миротворцем в войсках НАТО, сам из касты воинов-кшатриев. Про политику мы с ними особо не говорили, но похоже, что изменение государственного строя жизнь вообще не затронула — какая стихия была, такая и осталась.

— А что непальцы знают о России?

— Немного. Только то, что наша страна намного богаче по сравнению с их. Наверное, что-то слышали про коммунизм — у них и своих компартий много. А ещё их сильно удивлял мой рост — в Новосибирске таким никого не поразишь, а непальцы считали меня очень высоким.

— Много там живёт русских?

— В Катманду — немного. Туристы из России обычно делятся в Непале на две группы, каждая — со своими узкими интересами. Одни приезжают покорять горы, другие — познавать буддизм и общаться с ламами, как Борис Гребенщиков.

— Где ещё были и хотели бы побывать?

— Прошлой зимой для разнообразия съездил в Европу — в Париж и Амстердам, посмотрел музей Ван Гога. Европа хороша, там сходится много культурных линий, но там меньше жизни, чем в Азии. Европа отчасти похожа на музей, энергия там более взрослая, а Азия, несмотря на свою древность, вечно молодая. Европа — хорошо структурированный маленький городок, Азия — огромный базар с кучей вкусов и запахов, где невозможно заскучать. Было бы прикольно съездить в Африку, начиная с Севера, например, с Марокко. Собирался ещё в Латинскую Америку, даже начинал учить испанский, но из-за кризиса всё сорвалось. Так что в другой раз.

Сны как источник вдохновения

— Когда у вас появилась идея написать книгу?

— Наверное, давно. Сначала идея показалась очень крутой, но по ходу дела выяснилось, что трудностей много. Сейчас, кажется, пишут все вокруг — больше, чем читают сами. Вот и я высказался таким образом. Хорошо, но я понимаю, что времена меняются и информация структурируется по-другому. Поэтому ставить писательство во главу угла — не уверен, что это хорошая идея.

— Вдохновение где черпали?

— В детстве я читал те же книги, что и все. С этим у меня связана забавная ситуация: когда переезжал с родительской квартиры, то отцовское собрание книг отдал в библиотеку. Думал, что сейчас и в электронном виде это можно найти. Потом снял квартиру в Академгородке — а там все стены в стеллажах с книгами, и книги почти те же самые, что были у нас. Из писателей мне нравится Томас Элиот, но его лучше читать в оригинале — на русский его очень сложно перевести хорошо.

— Ваши «Сады Ябоневни» напоминают записанные сновидения. Сюжеты рассказов, составивших книгу, вам не приходили во сне?

— Бывает и такое, когда вдохновение черпаешь в пограничном состоянии сознания — в снах или галлюцинациях. Особенно это хорошо открывается в путешествиях: там реальность истончается, рутина перестаёт довлеть над сознанием и мысли разворачиваются шире.

— У главных героев книги, Дани Нараяна и Лары Ратчадемноен, есть реальные прототипы?

— Это собирательные образы. Мне казалось, что в основе любой истории обязательно должны быть мужчина и женщина, а дальше уже всё вокруг них и происходит.

— Рассказы, вошедшие в книгу, вы писали в Азии или в Новосибирске?

— По большей части уже здесь. Это были скорее воспоминания. Когда отпускаешь мысль — она возвращается в милые сердцу места. Ты и сам отдыхаешь мыслями, и тот, кто будет читать книгу, тоже получит немного этого тепла.

— Год назад вы говорили в интервью, что новых книг писать не будете. Планы не изменились?

— Пока не планирую, но кто знает, что там лет через пять сложится в голове. Пока боюсь делать прогнозы.

— С кем из писателей вы хотели бы встретиться и поговорить?

— Из наших соотечественников — наверное, с Ольгой Седаковой, поэтессой московского андеграунда. В фейсбуке мы с ней общаемся, но это, конечно, не то. Было бы интересно познакомиться с поэтессой Еленой Шварц, но её уже нет в живых. Из иностранцев — с Уильямом Берроузом, Сэлинджером…

— А с чем связана ваша основная работа?

— Я работаю в отделе исследований компании, которая делает геоинформационные системы, занимаюсь веб-программированием. Это напоминает шахматы: есть интеллектуальный поиск, есть элемент игры, есть логика. Работать могу и удалённо, но теперь для меня важно, чтобы рядом были люди, была команда. Я уже наездился, теперь для меня важнее стабильность: работать на одном месте и дважды в год выбираться в отпуск.

Виталий СОЛОВОВ | Фото Валерия ПАНОВА

Ведомости Законодательного собрания НСО